Аттила Йожеф (József Attila) – венгерский поэт (1905-1937), которого называли пролетарским. Его отец ушел из семьи, когда ему было три года, оставив мать с тремя детьми. Это наложило неизгладимый след на всю жизнь, характер и творчество Аттилы Йожефа. Его мать работала прачкой, жили бедно и тяжело. Поэт очень любил ее, помогал как мог и обращался к ней в своих стихах. Не хочу копировать его биографию, хорошо написано о нем в журнале "Иностранная литература", там же рассказывается, что был конкурс перевода его стихов.
Жаль я тогда этого не знала :)) ЖУРНАЛЬНЫЙ ЗАЛ
В учебнике венгерского приведено стихотворение Аттилы Йожефа "Мать". Там же напечатаны два перевода. Маститые переводчики... Ну вот не понравилось мне в них несколько моментов, начиная с названия. Один перевод - Мать. Но ведь речь идет о мальчике, который обращается к маме, жалеет ее. Мне кажется слово "мать" здесь звучит не адекватно. Второй перевод - Моя мать. А чья еще? Ну просто просится слово Мама... Есть и другие нюансы... Вот все четыре варианта: оригинал, и три перевода – мой, Чуковского и Ильиной. Кто следующий? :)) Жаль я тогда этого не знала :)) ЖУРНАЛЬНЫЙ ЗАЛ
Anyám A bögrét két kezébe fogta, úgy estefelé egy vasárnap csöndesen elmosolyodott s ült egy kicsit a félhomályban – Kis lábaskában hazahozta kegyelmeséktől vacsoráját, lefeküdtünk és eltünődtem, hogy ők egész fazékkal esznek – Anyám volt, apró, korán meghalt, mert a mosónők korán halnak, a cipeléstől reszket lábuk és fejük fáj a vasalástól – S mert hegyvidéknek ott a szennyes! Idegnyugtató felhőjáték a gőz s levegőváltozásul a mosónőnek ott a padlás – Látom, megáll a vasalóval. Törékeny termetét a tőke megtörte, mindíg keskenyebb lett – gondoljátok meg, proletárok – A mosástól kicsit meggörnyedt, én nem tudtam, hogy ifjú asszony, álmában tiszta kötényt hordott, a postás olyankor köszönt néki. 1931. jan. 6. | А. Йожеф: Мама (перевод мой) Ладонями обнявши кружку Однажды вечером воскресным С улыбкой тихой на губах Она присела в полумраке. В кастрюльке ужин принесла Что милостиво дали баре. Поели, с завистью я думал А у богатых полный стол… Как больно, мама, нет тебя … У прачек, верно, век короткий, От тяжестей дрожат их ноги От глажки головы болят… Белья для стирки вечно горы! А пар и чад – микстур взамен. Чердак – сменить тяжелый климат, Коль хочется им перемен… Увидел вдруг, какою стала… Капитализм щадить не станет… Как надломилась, исхудала – Таков удел твой, пролетарий… Совсем ссутулилась от стирки, Ведь молодой совсем была… В мечтах она в воскресном платье, Почтарь здоровается с ней… 6 января 1931 года. |
А. Йожеф: Мать (перевод Н. Чуковского) Держа двумя руками кружку, она под вечер в воскресенье сидела тихо улыбаясь, в сгущающемся полумраке. Из дома барского в кастрюльке Она нам принесла свой ужин, И думал я: наверно, барин Съедает полную кастрюлю. Недолго мать жила на свете – все прачки рано умирают: дрожат от утомленья ноги, и голова болит от чада… Им вместо гор – белья корзины, Им вместо туч – пар над корытом, Переменить им нужно климат, Для этого чердак послужит… Стоит, держа утюг. И тело, изломанное капиталом, становится всё тоньше, тоньше… Ты это помни, пролетарий. Не ведал я, что всё ей снилось: на ней красивый чистый фартук, и почтальон, встречаясь с нею, раскланивается учтиво. | А. Йожеф: Моя мать (перевод В. Ильиной) Я вижу снова день воскресный… Ты, бережно взяв в руки кружку, Сидишь в потёмках серых, мать. И губы трогает улыбка. Свой ужин в крохотной посуде Из дома их превосходительств Ты принесла… А я вздыхал: «У них еды полна кастрюля!» Больная, умерла ты рано. Ведь прачки рано умирают… Болят от глаженья виски, От тяжестей слабеют ноги. Их облака – лишь тучи пара. Им вместо гор – крутые груды Сырого, грязного белья, Взамен курорта – верх чердачный. Вот замерла над утюгом… Как высох, в лапах капитала, Как надломился хрупкий стан… Обдумай это, пролетарий! А как ссутулилась от стирки, Я и не знал, что молодая… Что в снах – её передник бел, И чтит почтарь её поклоном. |
